…Во-вторых, к тому времени все уже понапивались так, что по-любому вечеринка добром бы не кончилась. Когда ночь, и конец мая, и с крыши виден весь город, и первому из нас – тридцатник, и это весело и страшно. Но пока больше весело.
– Господа офицеры, – тщательно артикулируя, произнес Малой, – имею честь: за присутствующих здесь дам!
Развернули плечи, сделали благородную осанку, встали, задрали локти и дружно выпили. Ненавижу этот тост.
– А за не-дам? – ехидно спросила Инка. – Следующим тостом?
– О-о-о… – протянул Чудик, – это крутая идея. Теперь пусть каждый выпьет за тех, кто ему не даст.
– А за кого ж тогда мне? – с деланной обидой выкрикнул Малой.
– Ну да, ну да, ты ж у нас главный кобеляка, – засмеялась Анечка, и за ней – все.
– Точно, ура! За тебя, Анюта, и выпью! Должен хоть кто-то и за тебя…
– Что? – спросил Князь, почти шепотом, но его все услышали. Он бросил мгновенный взгляд на жену, а затем уставился на Малого. – Ты что?
Тот развел руками:
– Я-то что? Я-то ничего…
– Ты хочешь сказать…
– Хау, я все сказал, – и отвернулся.
– Игорёша, – вмешалась Анечка, – не обращай на него внимания, что с Малого возьмешь?
– Ну-у-у… – задумчиво проговорила Инка, – он вполне…
И хихикнула.
В-третьих, у Князя с Анечкой уже давно были нелады. Он всегда умел заставить себя слушать – и слушаться. Не понимаю, как ему это удавалось. Иногда она пыталась настоять на своем, но одного его слова – а иногда и просто поднятых бровей – было достаточно, чтобы она опускала голову и сжималась. Как пружинка. Маленькая боевая пружинка.
– Кто курить?
Народ шумно потянулся на лестницу, а там два пролета – и ты на крыше. Это лучшее место, и курим мы всегда только там. Говорили уже о чём-то другом; о Турции, кажется; не важно. Я заметил, что Князь отвел Малого в сторону, и тот уже держался на ногах не слишком чётко. О чём они говорили, мне не было слышно. Потом Малой побрёл к выходу, а Князь вернулся к нашему кружку. Мы еще постояли, потрепались, пообнимались, покурили. Я время от времени поглядывал на Князя, а он был, как всегда, немногословен и ироничен, будто ничего и не случилось. Инка держала меня за руку, и я понимал, что сегодня, наконец… А когда все направились к выходу, Князь подошел к Чудику и молча ударил его в скулу. Затем развернулся и пошёл вниз. Немая сцена.
В-четвёртых, Чудик… Его никогда не предугадаешь. И не определишь, серьёзно он говорит или прикалывается. Иногда так посмотрит, что понимаешь: он был там, куда тебе нельзя. Да и правда, он – единственный из нас – был на игле. Раньше. И это он меня от этого дела уберёг. Давнее дело, да.
Дальше все было, вроде бы, как обычно. Пили, смеялись, танцевали, курили, пили. Пели. Я уже думал, что всё обошлось, а потом Анечка вдруг стала у всех спрашивать, не видели ли её Игорёшу. И верно, Князя не было нигде. И Чудика тоже. Народу это почему-то показалось очень смешным, но Анечка явно нервничала.
Мы с Инкой вышли потихоньку на крышу. Там никого не было, я стал гладить мочки ее ушей, а она вдруг отстранилась. Прошептала «тссс…» и указала пальцем куда-то за трубу. Я прислушался – и услышал невнятный голос. Мы обогнули выступ и на фоне огней города увидели темные силуэты. Эти два кретина сидели на самом краю, там, где нет никакого ограждения.. Мы замерли, чтобы… ну понятно.
Они сидели, обнявшись и свесив ноги в эту шестнадцатиэтажную бездну, и разговаривали. Точнее, говорил Князь. По-моему, я впервые в жизни услышал в его голосе слёзы.
– …когда мы становимся рабами отвлечённых понятий, вроде честности, права, предательства, веры, долга, всей этой хренотени, которую вроде и придумали для того, чтобы упростить жизнь, помочь в выборе, а оказывается, что она сильнее тебя и выбора у тебя никакого не остается. И тогда я говорю: а не хо-чу! Потому что эти понятия – только шаблоны, в которые моя – моя! – жизнь не укладывается. Моя любовь – не ваша любовь. Моя дружба – не ваша собачья дружба. И мне плевать, что будут говорить все другие. Все, кроме моих друзей. И моей любимой. Их, и только их, я не хочу и не буду терять, и пропади всё остальное пропадом…
Князь произносил эту чушь настолько убедительно, что я напрягся в ожидании, что скажет Чудик. Чувство было почти сладкое, с медным привкусом – как на предпоследней странице детектива.
И всё-таки, во-первых… Я этого не хотел, честно! Да, я намекал Малому, что Анечка трахалась с Чудиком в том походе, когда Князя не было. Малой ведь парень востроглазый и что-то тогда явно приметил… Ну не мог же я в самом деле допустить, чтобы он догадался, как было на самом деле! А Чудик – идеальная отмазка. Из него, даже если спросить, всё равно ничего не вытянешь, просто пожмёт плечами – и всё, в этом я был уверен. А Анечка… я же просто в шутку тогда с ней начал. Ну, почти в шутку… Она сама виновата. Дура.
И – честное слово! – я совершенно случайно задел какую-то дрянь под ногами, она загрохотала, Инка вскрикнула, и – …
Они всё-таки были очень пьяные.
Январь 2012